1. Имя, Фамилия. На английском, на русском
Thomas Marvolo Riddle | Том Марволо Реддл.
2. Возраст, дата рождения.
31 декабря 1926 года.
3. Чистота крови, сторона
Являясь материально воплощенной частью души Темного Лорда, чистокровен по самой своей сути, хоть его происхождение и не подразумевает рождение в привычном смысле этого слова.
4. Общие сведения о персонаже
Двойник начал формироваться отнюдь не с самого дня рождения Тома, что, впрочем, не мешает ему говорить о каких-то событиях прошлого уверенно и от первого лица, что может иногда вводить в замешательство присутствующих.
Точное время возникновения не прослеживается. Материализован в результате черномагических экспериментов в 60-х годах.
Формирование же, подготовка к материальному воплощению происходила постепенно, на уровне сознания, в силу двойственности и нестандартности характера Тома Реддла, порождаемая как противоречиями в его душе, так и сильными эмоциями. Энергия Тома подавляюща, она захватывает, увлекает в свою орбиту, как более сильная планета более мелкие небесные тела, и этим телам она естественно представляется основательной, статичной, непоколебимой, довлеющей… Но в то же время он источник лихорадочной, деятельной энергии, поиска, непокоя. Эта двойственность и дала возможность появлению второго Тома.
Будучи своеобразным отражением, двойником Волдеморта, он, безусловно, похож на свое изначальное Я. Не только внешне. Это внутреннее, сущностное сходство, один моральный компас и одни устремления, как не может не быть сходства между людьми, пережившими одни и те же события и давшие этим событиям одну и ту же оценку внутри себя. Но все-таки… Не стоит думать, что второе Я подобно обычному отражению, повторяющему движения того, кого отразило - не стоит забывать чье отражение перед вами и какие силы лежали в основе его появления.
5. Внешность.
Christian Coulson
Внешне Том повторяет собою образ Волдеморта возраста 18 лет.
Восемнадцатилетний, он не был рабом неверного времени, когда ты уже не ребенок, но еще и не взрослый, когда личность похожа на расплывшееся, смутное пятно, и человек неуверенно вглядывается в свои черты, отраженные зеркалом, пытаясь понять кто же он. Тогда как искать свое отражение нужно не в зеркале – внутри себя, в том чего жаждешь, к чему стремишься и на что опираешься в этом стремленьи… что годы спустя, в конце концов, и сформирует твой образ – сначала внутренний, затем и внешний… Нет, Том всегда знал к чему он стремится и почему и, что не менее важно, - какими путями этого достичь. Что и вынуждало уже в те года других искательно вглядываться в его образ, истово желая отыскать ответ на собственные поиски.
Уже в юности в чертах его лица проступала та точеная резкость, которая говорила о недюжей силе воли и редкой для его возраста силе характера. Уже в юности проявился талант влиять на других как магически так и психологически, в сильных натурах пробуждая чувство некоего фундамента, силы, защиты, на слабых же действуя гипнотически, подчиняя воле одним жестом или взглядом.
Если же смотреть на Тома сегодня и на Тома в восемнадцать… Юный он чуть ниже ростом. Худощав, бледен. Волосы короче, темные, каштановые. Глаза черные, как волчьи ягоды и по-хищному же внимательные.
Прослеживаются и фамильные черты, лицо его напоминает портреты знаменитого предка Тома - Салазара Слизерина. Не зная имен, наткнувшись на одну из старинных фресок, - могло бы показаться, что Замок счел нужным запечатлеть лицо Тома загодя.
Мимика скупа, имеет привычку во время беседы отводить взгляд от собеседника, принимая вид отчужденный, тем не менее не теряя из виду ни одного движения, но давая человеку обманчивое ощущение свободы от взгляда черно-ониксовых пристальных глаз.
Двигается плавно, размеренно. Иногда может быть порывист, что для него на самом деле естественнее - Том не сдержан по природе, но обладает достаточной силой, чтобы сдерживать себя, отсюда и плавность движений, и размеренность речи - как рамки для себя же.
6. Связь с вами.
ЛС, почта в профиле.
7. Опыт игры.
Два года.
8. Откуда о нас узнали.
Реклама на одном из форумов.
9. Пробный пост.
Небольшой остров посреди холодного северного моря, всю небольшую площадь которого занимало высокое здание темного камня, обглоданного до матового блеска неутихающей водной стихией, штормами и ливнями. Азкабан стоял, как страж, озирая на много километров свои владения, отбрасывая на неровную поверхность воды неясную, дребезжащую волнами тень, тревожа воображение не имеющих к нему отношения волшебников. Те же, кто сталкивался с ним, зачастую уже мало что могли соображать, а тем более воображать.
Здесь заточали осужденных волшебников и большинству из тех, за кем закрывали тяжелую решетчатую дверь, уже не суждено было увидеть белый свет. И именно здесь Август Натаниэль Руквуд, сын древнего знатного рода, один из ближайших соратников Темного Лорда провел последние тринадцать лет. Годы в обществе дементоров, стражников этого узилища, медленно выгрызающих из душ людей желание и смысл жить, не прошли для Августа бесследно. Черты его лица, и без того жесткие, еще более заострились, придавая ему сходство с хищной птицей, со свалявшимся, сбитым в колтуны опереньем, кожа приняла тусклый желтоватый оттенок, глаза запали… Но ни разум, ни желание жить, питаемое ненавистью к заточившим его здесь и к тем, кто ради целостности собственной шкуры отрекся от Него, все еще билось в нем, пульсируя с кровью, не давая уйти в мир мрачных иллюзий окончательно. Разум… Как страшно его потерять и насколько все стало бы проще – потеряй… Но нет, он обязан, он должен держаться…
Порою, глядя широко раскрытыми глазами в полумрак, он весь превращался в слух – тишину нарушало лишь его хриплое прерывистое дыхание да изредка крик какого-то обезумевшего заключенного, да еще утробное ворчание моря… Зловещий вой ветра за стенами волею воображения становился голосом то одной, то другой личности его прошлого.
Время от времени Август слышал, как морская волна ударялась о наружные стены темницы. Подобно этим волнам, его боль также давала откат, набирала обороты и вновь с силой ударялась, укутывая собой, накрывая, подминая под себя, чтобы через несколько мгновений (а может быть и несколько часов?.. время в этом проклятом месте идет иначе) отпустить, отползая вглубь сознания. Боль была не физической, которую можно было если не унять, то хоть как-то приспособиться к ней, тем более что на это у заключенных были годы и годы. Нет, эта боль произрастала изнутри, из самых темных уголков сознания она выползала на зов дементоров, ее разбудивших, и ползла дальше, пробираясь под кожу, заставляя извиваться в своих объятиях и кричать, кричать, чтобы хоть как-то заглушить ее навязчивый липкий шепот, укрыться от являемых ею картин. Она то отпускала своих жертв, то вновь на них набрасывалась, как волны набрасываются на беззащитный перед их силой берег.
Внезапно он уловил что-то постороннее… Каждый шорох, писк крысы, вопль узника, почти осязаемое, не только слышимое дыхание дементоров, этих адских тварей, скользивших кривыми коридорами острога… Все было знакомо. Кроме этого. Но ощущение новизны длилось лишь какую-то долю секунды, короткой вспышкой успешно забытого, сожранного дементорами чувства – надежды. И надежда не была напрасной… Послышался глухой взрыв, от которого кладка стен, таких безнадежно крепких на первый взгляд стен, задрожала, заходила ходуном и, о Великий Салазар, рухнула…
Перед Августом оказалось ночное бушующее море, до этого мгновения лишь слышимое им. Ледяные брызги долетали до самого его лица. Ветер, холодный, влажный, напоенный настоем соли, водорослей и туманов, неистово трепал его грубое, как власяница, одеяние, волосы, заставлял жмуриться, перехватывал дыхание. Но не было ничего прекраснее этой неприютной картины, так как она являла собою воплощение Свободы… Свобода. Что о ней может сказать тот, кому она далась меньшей ценой?..
Руквуд подошел настолько близко к краю, насколько позволяли цепи, все еще сковывавшие, как ему казалось, его конечности. Не чувствуя, что то уже не они держат его, а он держит в руках порванные цепи. Повинуясь порыву, Руквуд захохотал. Дико. Безумно. Торжествуя и предвкушая. Где-то рядом ему эхом ответил женский смех... Все, еще не выеденные стражниками Азкабана чувства, обратились сейчас в одно ликующее чувство – осознание возвращения Повелителя.
